Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Жизнь продолжается, глобальное потепление отменяется!

Слушать новость
Жизнь продолжается, глобальное потепление отменяется!. .

8 февраля – День российской науки


Открытия тюменских ученых признаны мировым сообществом и находят практическое применение, хотя каких-то тридцать лет назад в нашем огромном крае не было ни одного академического научно-исследовательского института.

Культивировать тюменскую почву под фундаментальные исследования в Российской академии наук доверили Владимиру Мельникову – и не ошиблись.

О том, какие открытия совершаются на Тюменской земле, ученый с мировым именем рассказал в интервью изданию.

– Владимир Павлович, в воздухе запахло переменами: реформа системы образования, рейтинги эффективности деятельности НИИ и вузов... Чего ждать российской науке в этом году?

– Одно из самых значимых событий – выборы президента Российской академии наук в мае. Это значимая фигура, от которой многое зависит не только в науке, но и в государстве в целом. Научный системный образ мышления – богатое подспорье в тактических и стратегических проработках и в анализе ретроспективы.

Сотрудники Института крио-сферы Земли в постоянном поиске новых форм работы, ведь к научной деятельности предъявляются очень высокие требования. Оценивается труд отдельных ученых и коллективов в целом, попасть в аутсайдеры нельзя.

– Благоприятствует ли климат в Тюменском регионе развитию науки и свершению открытий?

– Изначально Тобольская губерния, Тюменская область были научной окраиной. Позже, избалованной нефтегазовым комплексом, значимостью этого ресурса для всей страны и бурным развитием промышленной инфраструктуры, ей было не до науки. Лишь в 1984 году обком партии согласился с созданием академического института, руководить которым пригласили меня. Первым помещением для работы небольшого коллектива стала моя квартира. Не самое лучшее было время для наверстывания упущенного, и это одна из причин, почему в Тюменском крае нет таких масштабов научной деятельности, как, скажем, в Красноярске, Иркутске, Томске. По сути, у нас самый маленький научный центр.

– Тем не менее открытия здесь совершаются большие!

– Видимо, сказывается ответственность и желание не упасть в грязь лицом, показать, что каждый специалист ценен по-своему, и если его усилия и знания объединить с другими, то получится весомый результат. Институт криосферы Земли объединил под своей крышей геологов, географов, геофизиков, физиков, химиков, биологов, астрономов. Такой подход дает возможность всестороннего изучения объекта исследования.

– Владимир Павлович, как совершаются научные открытия? В основном это происходит случайно, спонтанно или все же ученый предполагает, что и где он может обнаружить, и уже целенаправленно там «копает»?

– Я бы сказал, что каждое открытие случайно и закономерно одновременно. Закономерность в том, что, если ищешь, всегда найдешь, притом отрицательный результат – это тоже результат. Талантливый ученый обязательно наткнется на интересные явления, которые мало изучены или не изучены вовсе.

– Дайте угадаю: вы имеете ввиду открытие тюменских ученых, получившее название капельных кластеров?

– Именно! Это явление обнаружил специалист кафедры микро- и нанотехнологий ТюмГУ Александр Федорец еще в 2004 году. Диву даешься, почему это новое, четвертое, состояние воды не было открыто раньше! Ученый разглядел, что на контакте подогретой воды и пара есть структуры капель, которые располагаются в ближайшем к поверхности воды слое, но существуют самостоятельно. Сотрудники Института криосферы Земли под руководством доктора физико-математических наук Анатолия Шавлова стали разыскивать подобные структуры в холодных слоях атмосферы – в облаках и аэрозолях. И нашли!

– Как на ваше открытие отреагировали зарубежные коллеги?

– Оно вызвало огромный интерес! В Финляндии, например, заинтересовались и капельными кластерами, и метастабильным состоянием газовых гидратов. Сейчас весь мир обсуждает глобальное потепление и явления, которые при этом происходят. Говорят, что мерзлота растает, огромное количество парникового газа вырвется в атмосферу и климат резко изменится. Пока велись споры, группа ученых нашего института обнаружила, что парниковые газы выбрасываются в атмосферу даже при отрицательных температурах горных пород.

– Давайте скажем нашим читателям откровенно: будет глобальное потепление или нет?

– Ученым прежде всего надо договориться о понятиях, чтобы не вводить в заблуждение широкую общественность. Существует диаграмма изменений температуры на Земле за двенадцать тысяч лет, которая наглядно доказывает: мы живем в период межледниковья, то есть в теплый период, который, между прочим, подходит к концу. Скажу больше, шесть тысяч лет назад температура воздуха на

Земле была выше в среднем на три с лишним градуса, и это был период расцвета первой Шумерской цивилизации. Чего же нам бояться? Да, есть незначительное потепление, но почему его называют глобальным, если семьсот лет назад, в эпоху Чингисхана, было теплее, чем сейчас? На мой взгляд, правильнее говорить не о глобальном потеплении, а о восстановлении нормального температурного режима.

– Ну слава богу! А то наслушаешься новостей про таяние льдов в Антарктиде и угрозу затопления – и страшно становится!

– Кстати, 5 февраля прошлого года свершилось историческое событие: закончилось бурение четырехкилометровой скважины в Антарктиде, которое длилось несколько десятков лет. Ученые получили образцы воды из подземного озера и исследовали ледяной керн. Выяснилось, что каждые сто тысяч лет температурные циклы на Земле повторяются. Керн зафиксировал все изменения в атмосфере: осадки, пыль, газы. Представьте, были периоды, когда углекислого газа в атмосфере было значительно больше, чем сейчас, – и ничего, жизнь продолжается!

– Отчего тогда все глобальные катастрофы – вымирание динозавров и прочие неприятности?

– Они происходили в результате столкновения Земли с астероидами. Из-за сильного запыления атмосферы на Землю не проникала солнечная радиация. Наступало резкое похолодание, а животные гибли от отсутствия пищи. Мы от этого тоже не застрахованы, какой-нибудь астероид вместо Юпитера может залететь к нам. Но сейчас в мире, особенно в США, развита служба наблюдения за космическими телами. Если что – возьмут их под обстрел.

– Сколько на счету института серьезных открытий?

– Смотря что называть открытием. Теперь в Российской Федерации открытия не фиксируют. Раньше выдавали дипломы, теперь такой практики нет. Я считаю, у нас открытия происходят ежедневно, только они разного масштаба.

– Они все находят практическое применение?

– Нет, конечно. В этом и состоит принципиальное отличие фундаментальной науки от прикладной. Задача фундаментальной науки – создавать новую базу знаний, а использовать эти знания будут люди с практической смекалкой. У одного и того же результата, полученного фундаментальной наукой, может быть масса применений в самых разных областях.

– Интересен сам механизм воплощения теоретического открытия в нечто конкретное. Взять тот же капельный кластер: вы объявили общественности, что такое явление обнаружено. Что дальше?

– Теперь будут работать теоретики – им предстоит поменять свои модели, введут новый слой и начнут считать по-другому теп-ломассоперенос.

– К чему это приведет с практической точки зрения?

– К более точному составлению прогноза погоды и климатической картины на планете. Капельные кластеры обладают определенной вязкостью. А раз есть в атмосфере слой с индивидуальными физическими свойствами, значит, в потоках тепла и массы появляется дополнительный барьер, который надо учитывать, чего прежде не делалось.

– Известный физик Жорес Алферов считает, что беда российской науки – не низкое финансирование, не неразбериха в системе образования и даже не «утечка мозгов», а невостребованность достижений науки государством.

– Согласен на сто процентов! И не только я, но и все научное сообщество! Как бы ни ругали советский строй, но тогда была выстроена четкая система, технологическая цепочка от идеи до конечного продукта. Все порушили в девяностые годы, Академии наук запретили иметь прикладные подразделения, отраслевые институты были закрыты.

– И все же у науки в стране есть будущее?

– Российская наука будет занимать одно из ведущих мест в мире, я в этом убежден. У нас есть все ресурсы, чтобы стать не только умными, но и богатыми.

8 февраля – День российской науки


Открытия тюменских ученых признаны мировым сообществом и находят практическое применение, хотя каких-то тридцать лет назад в нашем огромном крае не было ни одного академического научно-исследовательского института.

Культивировать тюменскую почву под фундаментальные исследования в Российской академии наук доверили Владимиру Мельникову – и не ошиблись.

О том, какие открытия совершаются на Тюменской земле, ученый с мировым именем рассказал в интервью изданию.

– Владимир Павлович, в воздухе запахло переменами: реформа системы образования, рейтинги эффективности деятельности НИИ и вузов... Чего ждать российской науке в этом году?

– Одно из самых значимых событий – выборы президента Российской академии наук в мае. Это значимая фигура, от которой многое зависит не только в науке, но и в государстве в целом. Научный системный образ мышления – богатое подспорье в тактических и стратегических проработках и в анализе ретроспективы.

Сотрудники Института крио-сферы Земли в постоянном поиске новых форм работы, ведь к научной деятельности предъявляются очень высокие требования. Оценивается труд отдельных ученых и коллективов в целом, попасть в аутсайдеры нельзя.

– Благоприятствует ли климат в Тюменском регионе развитию науки и свершению открытий?

– Изначально Тобольская губерния, Тюменская область были научной окраиной. Позже, избалованной нефтегазовым комплексом, значимостью этого ресурса для всей страны и бурным развитием промышленной инфраструктуры, ей было не до науки. Лишь в 1984 году обком партии согласился с созданием академического института, руководить которым пригласили меня. Первым помещением для работы небольшого коллектива стала моя квартира. Не самое лучшее было время для наверстывания упущенного, и это одна из причин, почему в Тюменском крае нет таких масштабов научной деятельности, как, скажем, в Красноярске, Иркутске, Томске. По сути, у нас самый маленький научный центр.

– Тем не менее открытия здесь совершаются большие!

– Видимо, сказывается ответственность и желание не упасть в грязь лицом, показать, что каждый специалист ценен по-своему, и если его усилия и знания объединить с другими, то получится весомый результат. Институт криосферы Земли объединил под своей крышей геологов, географов, геофизиков, физиков, химиков, биологов, астрономов. Такой подход дает возможность всестороннего изучения объекта исследования.

– Владимир Павлович, как совершаются научные открытия? В основном это происходит случайно, спонтанно или все же ученый предполагает, что и где он может обнаружить, и уже целенаправленно там «копает»?

– Я бы сказал, что каждое открытие случайно и закономерно одновременно. Закономерность в том, что, если ищешь, всегда найдешь, притом отрицательный результат – это тоже результат. Талантливый ученый обязательно наткнется на интересные явления, которые мало изучены или не изучены вовсе.

– Дайте угадаю: вы имеете ввиду открытие тюменских ученых, получившее название капельных кластеров?

– Именно! Это явление обнаружил специалист кафедры микро- и нанотехнологий ТюмГУ Александр Федорец еще в 2004 году. Диву даешься, почему это новое, четвертое, состояние воды не было открыто раньше! Ученый разглядел, что на контакте подогретой воды и пара есть структуры капель, которые располагаются в ближайшем к поверхности воды слое, но существуют самостоятельно. Сотрудники Института криосферы Земли под руководством доктора физико-математических наук Анатолия Шавлова стали разыскивать подобные структуры в холодных слоях атмосферы – в облаках и аэрозолях. И нашли!

– Как на ваше открытие отреагировали зарубежные коллеги?

– Оно вызвало огромный интерес! В Финляндии, например, заинтересовались и капельными кластерами, и метастабильным состоянием газовых гидратов. Сейчас весь мир обсуждает глобальное потепление и явления, которые при этом происходят. Говорят, что мерзлота растает, огромное количество парникового газа вырвется в атмосферу и климат резко изменится. Пока велись споры, группа ученых нашего института обнаружила, что парниковые газы выбрасываются в атмосферу даже при отрицательных температурах горных пород.

– Давайте скажем нашим читателям откровенно: будет глобальное потепление или нет?

– Ученым прежде всего надо договориться о понятиях, чтобы не вводить в заблуждение широкую общественность. Существует диаграмма изменений температуры на Земле за двенадцать тысяч лет, которая наглядно доказывает: мы живем в период межледниковья, то есть в теплый период, который, между прочим, подходит к концу. Скажу больше, шесть тысяч лет назад температура воздуха на

Земле была выше в среднем на три с лишним градуса, и это был период расцвета первой Шумерской цивилизации. Чего же нам бояться? Да, есть незначительное потепление, но почему его называют глобальным, если семьсот лет назад, в эпоху Чингисхана, было теплее, чем сейчас? На мой взгляд, правильнее говорить не о глобальном потеплении, а о восстановлении нормального температурного режима.

– Ну слава богу! А то наслушаешься новостей про таяние льдов в Антарктиде и угрозу затопления – и страшно становится!

– Кстати, 5 февраля прошлого года свершилось историческое событие: закончилось бурение четырехкилометровой скважины в Антарктиде, которое длилось несколько десятков лет. Ученые получили образцы воды из подземного озера и исследовали ледяной керн. Выяснилось, что каждые сто тысяч лет температурные циклы на Земле повторяются. Керн зафиксировал все изменения в атмосфере: осадки, пыль, газы. Представьте, были периоды, когда углекислого газа в атмосфере было значительно больше, чем сейчас, – и ничего, жизнь продолжается!

– Отчего тогда все глобальные катастрофы – вымирание динозавров и прочие неприятности?

– Они происходили в результате столкновения Земли с астероидами. Из-за сильного запыления атмосферы на Землю не проникала солнечная радиация. Наступало резкое похолодание, а животные гибли от отсутствия пищи. Мы от этого тоже не застрахованы, какой-нибудь астероид вместо Юпитера может залететь к нам. Но сейчас в мире, особенно в США, развита служба наблюдения за космическими телами. Если что – возьмут их под обстрел.

– Сколько на счету института серьезных открытий?

– Смотря что называть открытием. Теперь в Российской Федерации открытия не фиксируют. Раньше выдавали дипломы, теперь такой практики нет. Я считаю, у нас открытия происходят ежедневно, только они разного масштаба.

– Они все находят практическое применение?

– Нет, конечно. В этом и состоит принципиальное отличие фундаментальной науки от прикладной. Задача фундаментальной науки – создавать новую базу знаний, а использовать эти знания будут люди с практической смекалкой. У одного и того же результата, полученного фундаментальной наукой, может быть масса применений в самых разных областях.

– Интересен сам механизм воплощения теоретического открытия в нечто конкретное. Взять тот же капельный кластер: вы объявили общественности, что такое явление обнаружено. Что дальше?

– Теперь будут работать теоретики – им предстоит поменять свои модели, введут новый слой и начнут считать по-другому теп-ломассоперенос.

– К чему это приведет с практической точки зрения?

– К более точному составлению прогноза погоды и климатической картины на планете. Капельные кластеры обладают определенной вязкостью. А раз есть в атмосфере слой с индивидуальными физическими свойствами, значит, в потоках тепла и массы появляется дополнительный барьер, который надо учитывать, чего прежде не делалось.

– Известный физик Жорес Алферов считает, что беда российской науки – не низкое финансирование, не неразбериха в системе образования и даже не «утечка мозгов», а невостребованность достижений науки государством.

– Согласен на сто процентов! И не только я, но и все научное сообщество! Как бы ни ругали советский строй, но тогда была выстроена четкая система, технологическая цепочка от идеи до конечного продукта. Все порушили в девяностые годы, Академии наук запретили иметь прикладные подразделения, отраслевые институты были закрыты.

– И все же у науки в стране есть будущее?

– Российская наука будет занимать одно из ведущих мест в мире, я в этом убежден. У нас есть все ресурсы, чтобы стать не только умными, но и богатыми.



В Тюменской городской Думе старшеклассники и студенты примерили на себя роль депутатов

26 апреля

Губернатор Ямала Дмитрий Артюхов прочитал лекцию финалистам «Большой перемены»

23 апреля